26

Природа философского знания. Место философии в духовной культуре

Классическая философия

Слово философия впервые встречается у Пифагора, в качестве особой науки ее впервые выделил Платон. Первоначально термином философия обозначали стремление к знанию вообще и ту единую, нерасчлененную науку, которая охватывала все отрасли знания, доступные древним грекам. В этой совокупности знания можно выделить то основное ядро, которое и составляло содержание собственно философии – учении об определяющих началах бытия и познания. Представления о сущности, границах и задачах Ф., об отношении ее к другим наукам, а также способ рассмотрения ее проблем претерпевали изменения по мере развития общественной практики и науки. Понимание предмета Ф. в значительной степени зависело от того, как решался вопрос о взаимоотношении между Ф. и конкретными науками. Если древнегреческая Ф. включала в себя все или почти все теоретические представления этой исторической эпохи, то впоследствии происходил процесс отделения от Ф. Одной частной науки за другой. Дифференциация естественных наук на определенном этапе сделала излишней Ф. как универсальную систему знаний о природе, как натурфилософию, которая представляла собой всеобъемлющую систему знаний о природе. В силу слабого развития знания и приемов точного исследования натурфилософия пыталась заменять недостающие связи и закономерности мира вымышленными, превращаясь тем самым в особую, стоящую над всеми другими науками “науку наук”. Последней системой такого рода была Ф. Гегеля.

К. Маркс

К. Маркс и Ф. Энгельс преодолели понимание Ф. как науки наук, стоящей над прочими науками. Маркс придал философии действенный характер, превратив ее из орудия объяснения действительности в орудие ее преобразования. С этоой целью он придал категориальный статус понятию практики. Это понятие — практика — играет в концепции Маркса столь значительную роль, что его философия может быть названа философией практики.

Придание понятию практики категориального статуса оказалось весьма плодотворным. Дело в том, что практическая деятельность человека по своей природе уникальна: с одной стороны, она материальна (манипулирует материальными предметами,и ее продукты всегда материальны, т.е. находятся вне сознания человека и ощутимы при помощи его органов чувств). Но с другой стороны, она идеальна, т.е. всегда происходит сознательно, воплощает субъективные цели человека в реальную действительность. Таким образом, в практическом действии происходит превращение мира идеальных образов человека в мир материальных объектов, субъективное становится объектиёёвным. Более того, в процессе практической деятельности, приводя во взаимодействие между собой материальные предметы, человек приобретает знания об окружающем мире., т.е. в той же практической деятельности объективные отношения вещей и явлений превращаются в человеческое знание, получают статус содержания человеческого сознания, а это значит, что объективное переходит в субъективное. Именно в таком взаимном превращении двух противоположностей можно видеть действительную реализацию той идеи, которую выдвинули представители немецкого трансцендентального идеализма — идеи тождества субъекта и объекта.

 

Б. Рассел

Исходные принципы его концепции можно свести к следующим:

1.         Философия — особый вид духовной деятельности. Это та область знания, которая относится к ничейной территории между наукой и религией, т.е. к территории, из которой религия уже ушла, а наука еще не пришла. Такое положение философии и обусловливает ее специфику.

2.         Философия не должна порывать со здравым смыслом, напротив ей необходимо открыто опереться на него.

3.         Классическая философия является не чем иным, как заблуждением. Причины ее появления и существования — элементарные логические ошибки в рассуждениях философов, а также ошибки в использовании языка.

4.         Философия не может существовать вне связи с наукой; она должна быть естественным выводом из позитивных наук.

5.         Главную роль в истинной философии, которую надлежит создать, должна играть логика. Философия должна заниматься анализом высказываний ученых, анализом логики построения суждений, в которых ученые выражают свои знания.

Таким образом, получается, что предметом философии является научное знание. Обращение к нему позволяет разделить все науки на два класса:

–                     логика и математика. Их основой является логический вывод. Достоверный результат в них обладает строгой необходимостью и всеобщностью,

–                     все остальные науки. Они основаны на принципе причинности. Достоверный результат в этой сфере научного зна­ния всегда только вероятен.

В позитивных науках возможны два вида вывода:

–                     математический. Например, зная формулу закона тяготения, вы подставляете в нее полученные опытным путем эмпирические данные и вычисляете движение планет.

–                     субстанциональный (нематематический). Подобный вывод получается, когда на основе полученных опытным путем данных выводится некая регулярность. Так, например, из наблюдений за движением планет Кеплер вывел законы этого движения.

Особенность субстанционального вывода, согласно Расселу, заключается в том, что поскольку из предложений типа «А имеет место» невозможно при помощи дедукции вывести предложение, утверждающее факт наличия какого-либо события, то он (вывод) возможен лишь в том случае, если в рассуждение вводится какой-либо недедуктивный (т.е. не имеющий логическую природу) принцип (например, принцип причинности, принцип индукции и т.п.

Большая часть наших знаний получается именно при помощи субстанционального вывода, ибо именно им пользуется знание донаучное, так называемый «здравый смысл». Более того, по мнению Рассела, на нем основано поведение высших животных. Основываясь именно на субстанциональном выводе, собака по запаху преследует лису. Конечно, пишет Рассел, собака не рассуждает в данном случае так, как это сделал бы человек, но действует она так. как если бы рассуждала.

Всякое опытное знание вероятно и приблизительно. Даже такие слова, как «сантиметр» или «секунда» вне математики и логики не имеют абсолютно точного значения. Но, продолжает Рассел, поскольку во всех науках, кроме логики и математики, нет стро­гой необходимости, то вполне правомерно во всех остальных сферах науки говорить не о знании, а о вере. (Хотелось бы специ­ально оговориться, что речь идет не о религиозной вере, а о вере как особой характеристике вероятного, не необходимого знания. Иногда английское слово belief, которое использует Рассел, переводят на русский язык словом «мнение». Эта оговорка тем более уместна, что сам Рассел был атеистом, его книга «Почему я не христианин?» была переведена на русский язык и издана при со­ветской власти.)

 

Л. Витгенштейн

В концепции Витгенштейна положение философии весьма своеобразное.

Мир Витгенштейна тождественнен с языком (“Границы моего языка означают границы моего мира”). В языке он разделяет предложения на два класса: осмысленные (т.е. те, которые могут быть или истинными или ложными) и бессмысленные (т.е. те, о которых нельзя сказать, ни что они истинны, ни что они ложны)

Поскольку предложения философии также как предложения логики и математики бессмысленны, они не могут быть ни истинными, ни ложными, ибо философия не может сказать, она может только показать. А один из основополагающих тезисов Витгенштейна гласит: «То, что может быть показано, не может быть сказано». Философия, таким образом, в принципе не может быть одной из наук, она — что-то стоящее «над» или «под», но не «наряду» с наукой. Философия не теория, а деятельность. Ее понятия — это символы, а не предметы, а философы употребляют их по аналогии с понятиями, обозначающими вещи. Отсюда и проистекают «философские проблемы», которые являются на самом деле псевдо-проблемами. Возьмем такой пример. Философы, например, говорят о дуализме Декарта, так как он-де признает существующими две субстанции. Но предложение «Имеется две субстанции» бессмысленно, так как слово «субстанция» не обозначает какую-то вещь. Слово «субстанция» есть символ, который показывает необходимость операции сведения многообразия мира к единой основе. Логическая форма предложения типа «Имеется 2 субстанции» выглядит следующим образом: 2х, где х — переменная, которая может иметь разные значения (имеется 2 книги, имеется 2 стола и т.п.). Но в качестве переменной не может выступать логи­ческий символ. Если вы предложите математику решить следую­щую формулу: 2 + + +2 = ?, то он естественно откажется его рассматривать и потребует объяснений. А когда философ говорит о дуализме, он как раз и предлагает решить такую бессмысленную формулу.

Однако, отрицая за философией статус науки, Витгенштейн не отрицает ее права на существование в качестве особого вида деятельности. Более того, он очерчивает круг этой деятельности — это анализ языка, устранение двусмысленностей и неточностей и, следовательно, в конечном итоге логическое прояснение мыслей. Философия должна прояснять и разграничивать мысли. Она не может ничего говорить о мире, но она может показывать нечто, что имеет определенное значение для человека. Понятия философии — это своеобразные логические символы и их нельзя употреблять так, как употребляются понятия, обозначающие реально существующие вещи. Философских предложений о мире не может быть. И как только философ, совершая недопустимую ошибку, начинает составлять такого рода предложения, они превращаются в псевдопредложения в силу сформулированного Витгенштейном принципа «то, что может быть показано, не может быть сказано». В самом деле, в голове человека может крутиться мелодия. Если у человека есть музыкальный слух, он легко может «показать» (пропеть, просвистеть) эту мелодию, но как возможно описать ее при помощи слов обыденного языка? Витгенштейн делает категорический вывод: самые глубокие философские проблемы на самом деле не являются проблемами, все предложения об этих проблемах являются бессмысленными.

Например, философы рассуждают о ценностях. Но ценности сами определяются ответом на вопрос о смысле мира. А смысл мира по сути этого сочетания слов должен лежать вне мира, т.е. в мире нет никаких ценностей. Как только философ начинает рассуждать о ценностях, его предложения превращаются в псевдопредложения и теряют смысл. Скажем, вопрос о смысле мира зависит от того, какой ответ мы даем на вопрос о бессмертии души. Предположим, что мы верим в бессмертие души. Но, спрашивает Витгенштейн, может ли решиться какая-либо загадка бытия тем, что я буду вечно жить? Нет, конечно. Бог не проявляется в мире. Бог не есть факт. Поэтому решение философских проблем состоит в их исчезновении. А для этого и необходимо заниматься логическим прояснением наших мыслей. В подтверждение своих выводов Витгенштейн ссылается на то, что мир как целое не есть понятие, это есть чувство. Как и всякое чувство, оно иррационально, в нем содержится нечто мистическое. Не случайным является и то обстоятельство, замечает он, что как раз те люди, которым по общему признанию после долгих и мучительных духовных поисков удалось постигнуть смысл жизни, не могут толком ничего сказать о том, в чем же этот смысл состоит.

 

М. Хайдеггер

Как относятся друг к другу наука и философия? Характерными чертами науки является то, что она дает нам позитивное знание, распадается на множество дисциплин и берет сущее как таковое (т.е. стремится к объективности). В противоположность науке философия это вопрошание. Наука также «спрашивает» природу. Но философский вопрос обладает двумя особенностями: любой философский вопрос охватывает всю область философского знания, т.е. это всегда вопрос, затрагивающий человеческое существование в целом. С точки зрения Хайдеггера, нет частных философских проблем. И, во-вторых, спрашивающий также подпадает под этот вопрос (любой философский вопрос — это вопрос о самом себе тоже). Таким образом, философия не наука, но и не проповедь, не предписание, она ставит коренные проблемы человеческого существования, которые не ставит и не может ставить наука и которые в определенном смысле предшествуют науке, как всего лишь одной (пусть и важной) из сторон человеческого существования. В этом смысле философия первее науки. Свои рассуждения Хайдеггер иллюстрирует следующим примером.

Как наука ответит на вопрос: в чем ее смысл как особой сферы человеческой деятельности? Наука исследует то, что существует, само сущее и больше ничего. Коренная установка нашего познания: мы хотим знать само сущее и больше ничего. С чем работает наше исследование? То, с чем оно работает, есть само сущее и больше ничего.

Странным образом во всех ответах присутствует слово «ничто». Получается, что наука, с одной стороны, ничего не хочет знать о «ничто», но, с другой стороны, когда ей приходится высказаться о своей собственной сути, она обращается к понятию «ничто». Причем это понятие недоступно науке, его можно анализировать только средствами философии. Пример такого анализа и демонстрирует Хайдеггер.

Итак, перед нами стоит вопрос: что есть ничто? Нетрудно увидеть его абсурдность: как можно сочетать в одном предложении глагол «есть» (существует) и существительное «ничто» (небытие, то, что не существует). Причина этого абсурда, по мнению Хайдеггера, заключается в том, что, задавая его, мы опираемся на рассудок, на логику. Ведь логика исходит из того, что «ничто» есть лишь особый вид отрицания, что отрицание предпослано ничто. Однако на самом деле не «ничто» вид отрицания, а отрицание всего лишь проявление, один из видов ничто. Не отрицание первее ничто, а, напротив ничто первее отрицания. Это значит, во-первых, что не ничто зависит от нашего рассудка, а рассудок зависит от ничто. Это значит, во-вторых, что обращение к рассудку при попытке раскрыть содержание понятия «ничто» бесполезно. Ничто можно постичь не путем теоретических рассуждений, а только путем обращения к опыту. Что же говорит о ничто наш опыт?

Когда мы что-либо переживаем, мы участвуем в этом переживании веем своим существом, целиком. Что же происходит, когда мы сталкиваемся с ничто, т.е. с небытием (как своим собст­венным, так и всего, что нас окружает)? «Ничто приоткрывает ужас», отвечает Хайдеггер. Не страх (он возникает перед какой-то определенной опасностью), а именно ужас, «оцепенелый покой». Ужас не есть знание ничто, он — приоткрытие ничто. Он приоткрывает,  что сущее шатко.  Весь окружающий  нас  мир, такой прочный и твердый, начинает колебаться, его очертания расплы­ваются. Это можно выразит так: ничто творит от-шатывание от ничто к сущему, от гибели к миру. Таким образом, ничто становится условием раскрытия сущего. Можно сказать, что присутствие (здесь-бытие) приходит к сущему через ничто. Другими словами,   человеческое   присутствие  (dasein) есть   выдвинутость   в ничто.

Итак, «ничто» не «есть», оно не встречается само по себе, как вещь наряду с другими вещами, оно условие сущего, условие его раскрытия. Это значит, что оно исходно принадлежит сущему.

Могут возразить, пишет Хайдеггер, что ужас в жизни встречается редко. Ответ философа таков: в обыденной жизнь ничто лишь заслонено повседневностью. Ее настоятельность так велика, что мы тонем в ней, но это не отменяет действия ничто, напротив, можно сказать, что ничто ничтожит нас обыденностью. Видов ничтожащего действия ничто, на самом деле много: это отрицание (кто-то отрицает наши права, наши устремления), жестокость, презрение, муки несостоятельности, беспощадный запрет, горечь лишения. Философ делает вывод о том, что наше бытие прониза­но ничтожащим поведением: «Ужас с нами. Он только спит. И может проснуться в любой момент».

Хайдеггер считает, что из сказанного можно сделать следую­щие выводы:

1.Рассудок не всемогущ. Логика расплывается в вопрошании (в теории все может быть гладко и понятно, но в жизни все на­много сложнее, чем в теории).

2.Выдвинутость в ничто (то, что можно на философском языке назвать трансцендированием) делает человека ничтожным, т.е. принципиально ограниченным существом.

Тот факт, что ничто может быть приоткрыто лишь в опыте, не отрицает возможность постижения тех или иных его сторон в философской мысли. Хайдеггер прослеживает некоторые этапы в подходе к ничто в истории философии. Скажем, древние греки выдвинули ставший знаменитым тезис: из ничего ничего не возникает, согласно христианскому миропониманию, Бог создал мир из ничего, в философии Гегеля доказывается, что чистое бытие тождественно чистому ничто. Современная наука отбросила ни­что. Однако те трудности, с которыми сталкиваются люди на практике, часто превращают всесилие науки в насмешку. Наука, считает Хайдеггер, нуждается в философии. Тот факт, что ничто приоткрывается, ведет к пониманию странности сущего, послед­няя ведет к удивлению перед сложностью мира, это удивление находит выражение в вопросе «почему?», а это и есть начало науки.

Философия же, полагает философ, задает вопрос, о постановке которого наука даже и помыслить себе не может. Этот основной вопрос философии звучит так: «Почему вообще есть сущее, а не. наоборот, ничто?». По его мнению, это означает, что философия серьезнее науки.