7. Философия и наука Нового времени.

К философии Нового времени обычно относят европейскую философию с XVII по первую треть XIX вв. За это время философская мысль в Европе проделала значительную эволюцию, особенно в Англии, Франции, Голландии и Германии. Именно тогда сложилась философия, которая часто называется классической. Главной тенденцией ее развития была всесторонняя реализация новой формы рационализма, хотя конечно, общая картина была достаточно сложной, выдвигались и его альтернативы.

Время, о котором идет речь, было временем становления и бурного развития индустриального общества в Европе (можно употребить для характеристики данного общества привычный термин «капитализм»). Основу индустриального общества составляет развитие техники, что требует развития науки. Это наложило яркий отпечаток на философскую мысль эпохи: на одно из первых мест в философии выдвигается проблема научного метода (вспомним то, что говорилось раньше: философия в это время понимается как синоним теоретической науки). Крупнейшие философы Европы пытаются найти наиболее краткий и экономный путь к научной истине.

Другой особенностью философии Нового времени является возникновение и господство прогрессизма: исторический процесс понимается как основанное на росте могущества человеческого разума господство человека над природой, улучшение общественных порядков, увеличение образованности и просвещенности населения; словом, для духовной жизни общества характерен оптимистический взгляд на будущее и остро критический взгляд на прошлое.

Традиционно одним из зачинателей философии Нового времени считается английский философ Френсис Бэкон (1561-1626). Он был яркой личностью: ученый, алхимик, философ, крупный государственный деятель (был лорд-канцлером). В ходе политической борьбы был обвинен в получении взятки и осужден, но вмешательство короля избавило его от тюремного заключения.

Ф. Бэкон действовал в то время, когда духовный диктат церкви был достаточно сильным и человеку, выдвигающему новые идеи, следовало соблюдать осторожность. Поэтому он был приверженцем теории двойственной истины. Суть этой теории сводилась к тому, что проводилась граница между научными и религиозными истинами, так что они объявлялись относящимися к совершенно различным областям мира. Следовательно, между ними не могло быть противоречия.

Бэкон — яростный противник средневековой схоластики. Он считает ее бесплодной в научном отношении и видит причину этой бесплодности в ее созерцательном характере, в господстве аристотелевской дедукции. Для Бэкона характерно практическое отношение к науке. В противовес бесконечным дискуссиям схоластики философ требует такой философии (т.е. науки), которая приносила бы практическую пользу. С его именем связывается знаменитый афоризм: «Знание — сила». Он призывает сравнить жизнь североамериканских индейцев и жизнь европейцев. С его точки зрения, несомненно, преимущество последней. Оно, считает он, настолько велико, что организацию жизни в Европе можно охарак­теризовать афоризмом «человек человеку Бог». Какова же причина столь больших различий? Она, по его мнению, состоит в том, что у европейцев есть наука, а у индейцев ее нет.

Одну из причин практической несостоятельности средневековой науки он видит в диалектике, которая, по его мнению, ведет скорее к заблуждению, чем к истине и называет ее «атлетикой ума». Несостоятельность схоластики проявляется, прежде всего в том, что она «предвосхищает» природу (т.е. навязывает ей свои измышления), в то время как надо истолковывать природу (т.е. приспосабливать к ней свои мысли). Он формулирует замечательный принцип: «...Не мир нужно подгонять под узкую мерку разума (а именно это делалось до сих пор), а раздвигать и расширять границы разума, чтобы сделать его способным воспринять такой образ мира, каким он является в действительности». Диалектике Бэкон, таким образом, противопоставляет логику. Но он отвергает и логику Аристотеля. Дело в том, что это по преимуществу дедуктивная логика. Главное в ней составляет абстрагирование (т.е. выделение из индивидуальных вещей того в них общего, что относится к виду, а из видов того общего, что составляет род), что невольно толкает ученого к созерцательной позиции, когда занятие абстрактными рассуждениями становится самоцелью и упускается из виду практическое господство над природой. Науки, считает Бэкон, должны идти не по пути абстрагирования, а по пути «рассечения» природы, под которым он понимает постановку экспериментов.

Его фундаментальная работа, посвященная дальнейшему развитию науки, называется «Новый органон или истинные указания для истолкования природы». Понятен его интерес к устранению всего, что затрудняет ход мысли ученого и к выработке правил, следуя которым можно было бы кратчайшим путем приходить к научному открытию. Его метод состоит из двух частей. Первая — отрицательная. Она заключается в том, чтобы предупредить ученого о препятствиях, которые стоят на его пути. Их четыре; Бэкон называет их «идолами». Первый идол — идол рода. Он состоит в том, что человек, познавая природу, склонен подходить к ней антропоморфно, навязывая ей свои человеческие мерки, тогда как научное знание должно быть свободным от такого субъективизма. Он специально критикует известный афоризм «человек есть мера всех вещей». Второй идол — идол пещеры. Здесь явно звучит намек на пещеру, о которой говорил Платон в своей теории познания. Каждый человек судит о мире как бы из своей, особой пещеры, т.е. исходя из своего образования, своей личной судьбы, своего характера. Ученому необходимо стремиться к объективному знанию, как бы предостерегает философ. И действительно одним из главных признаков науки является объективность знания. Третий идол — идол рынка. Деятельность ученых, которые должны общаться и обмениваться идеями, он сравнивает с деятельностью людей на рынке, где они обмениваются результатами своего труда. При этом первые используют слова, а вторые — деньги. В процессе обмена, поскольку у разных людей одни и те же слова могут различаться по смыслу, ученые понимают друг друга не всегда адекватно, что может повлечь за собой ошибки. Если истолковать эту метафору Бэкона как требование точности языка науки, то надо признать, что и это предупреждение является полезным. Четвертый идол — идол театра. Речь идет о влиянии на умы ученых различных философских систем (Бэкон явно намекает в первую очередь на систему Аристотеля). Философскую систему можно сравнить с театральной пьесой: она имеет начало, кульминационный момент и заключение. Ложная философская система может увести ученого в сторону от правильного пути научного исследования.

Охарактеризовав препятствия на пути человеческого мышления, Бэкон приступает к позитивной части своего метода. Он выдвигает принцип, действительно отражающий специфику современной науки — главным средством познания является опыт: «Всего вернее истолкование природы достигается посредством наблюдений в соответствующих, целесообразно поставленных опытах». Диалектике он противопоставляет логику, «которая движется посредством индукции». Таким образом, опыт и индукция — вот на что должен полагаться ученый при исследовании природы. Однако получить истинное знание путем индукции — дело не простое. Чтобы облегчить его, Бэкон учит следующим приемам. Предположим, мы хотим узнать, что такое теплота. Первый шаг исследования состоит в том, чтобы составить, возможно, более полную таблицу «положительных» примеров (т.е. составить перечень всех явлений, в которых человек сталкивается с теплотой). (при трении появляется теплота, если ударить сталью по камню, то возникают искры и т.п.) Второй шаг состоит в составлении таблицы «отрицательных» примеров, под которыми понимается перечисление явлений, в которых нет теплоты (сам Бэкон при этом ссылается на трение тела о воздух). На основе этих двух таблиц можно составить таблицу «сравнения или степеней» (речь идет об изменениях теплоты предметов). При этом можно выделить 27 видов «преимущественных примеров» (примеры, которые имеют, как сейчас сказали бы, эвристическое значение). После всей этой работы можно приступать к «сбору плодов», т.е. индуктивным путем делать научные выводы о природе теплоты.

Поскольку Бэкон решающую роль в научном исследовании отдавал опыту и индукции, прочно укрепилось мнение, что он эмпирик. Оно не во всем справедливо. Понятен тот акцент, который он делал на индукции и эксперименте, противопоставляя новую науку средневековой схоластике. Однако, он вовсе не сводил все научное исследование только к эмпирическому уровню. Так, например, он пишет: «...Исследование переходит от многообразного к простому, от несоизмеримого к соизмеримому, от невнятного к учитываемому, от бесконечного и смутного к конечному и определенному... Лучше же всего подвигается вперед естественное исследование, когда физическое завершается в математическом».

Все научное знание он разделяет на «плодоносное» (прикладное) и «светоносное» (теоретическое) и приоритет отдает именно теоретическому знанию, так как, утверждает он, именно оно в конечном итоге оказывается обладающим наибольшим практическим эффектом.

Выделяя различные типы ученых, он одних сравнивает с муравьями, бестолку собирающих груды фактов, других с палками, которые из самих себя ткут паутину; предпочтение же он отдает пчелам, которые, летая с цветка на цветок (т.е. обращаясь к эмпирическому материалу), вырабатывают мед (т.е. теоретическое знание).

Выдвижение эксперимента и наблюдения на первый план у Бэкона связано с его пониманием природы, как весьма сложного и многообразного целого. Основу этой целостности составляет материя, которая толкуется им по новому, по сравнению со средневековой схоластикой, в духе современной науки. Именно материя является основой устойчивости и единообразия природы. Ее количество является постоянной величиной, т.е. она не возникает и не уничтожается, не нуждается ни в какой внешней причине и является выражением единства природы в многообразии ее явлений. Материя обладает внутренней активностью: в основе всех изменений природы лежит «стремление или побуждение» первичной материи, или «естественное движение атома». Как видим, то, что в пантеизме связывалось с Богом, в философии Нового времени приобретает самостоятельное значение. Представление о том, что материя пассивна и лишена форм является не более чем фикцией человеческого ума; так отвергается концепция материи, восходящая к Аристотелю. Мы должны, считает Бэкон, представлять себе материю упорядоченной и оформленной для того, чтобы из материи объяснить всякое действие и движение. Именно на этом основании можно сделать вывод, что устройство вселенной разумно. Материя не знает покоя и находится в вечном движении, причем движение это весьма многообразно (философ насчитывает 19 видов движения, среди них такие, как противостояние, сцепление, освобождение, взрыв, движение выгоды, магнетическое, движение порождения, дрожание и даже отсутствие движения или покой, который, таким образом, оказывается особым видом движения).

Цель науки состоит в том, чтобы на основании знания законов природы подчинять ее силы и извлекать из них практическую пользу. В чем он ее видел, видно из его неоконченной работы «Новая Атлантида», в которой он повествует о фантастической стране, где люди могут летать по воздуху, плавать под водой, сообщаться между собой, невзирая на дальние расстояния и т.п.

Много внимания философ уделяет и обществу. Причину его развития он видит в науке. Он ссылается на то, что три изобретения — книгопечатание, порох и «мореходная игла» изменили облик всего мира. Но особенно большое внимание он уделяет государству, здесь сказывается его собственный политический опыт. Лучшей формой правления является монархия, причем хороший государь тот, кто управляет вместе с парламентом. Существуют четыре столпа государственного правления: религия, правосудие, совет и казна. Когда расшатывается любой из них, «людям надобно молиться, чтобы их миновала беда».

Предметом его особой заботы является недопущение общественных беспорядков и мятежей. Правитель должен помнить, что врагом государства является толпа; злобная и наглая, она всегда чревата бунтом. Верным признаком надвигающейся смуты являются пасквили и крамольные речи, когда они часты и смелы, ложные слухи, когда они охотно подхватываются. Причины мятежей многообразны, к ним относится все то, что возбуждает недовольство народа и сплачивает его на общее дело: религиозные новшества, налоги, изменения законов и обычаев, нарушение привилегий, угнетение, возвышение недостойных людей или чужеземцев, недород, распущенные по домам солдаты, безрассудные притязания какой-либо из партий, но наихудшие мятежи — те, которые «вызываются брюхом». Для того чтобы не доводить дело до мятежей, нужно даровать народу некоторые вольности, чтобы он мог изливать недовольство. Необходимо также проводить реформы. Однако следует помнить, что делать это надо осторожно, нужно брать пример с самого времени: оно производит великие перемены, но делает это исподволь, незаметно. Ведь если не производить изменений, то можно стать посмешищем, но нельзя забывать и о том, что новое всегда смущает своей новизной, всегда наносит кому-то ущерб и, следовательно, вызывает недовольство. Отвергая гражданскую войну, которую он сравнивает с горячкой, Бэкон считает, что победоносная внешняя война может быть очень полезна, так как не дает застаиваться общественному организму, а также ведет к приобретению колоний.

Философские концепции Бэкона были развиты и видоизменены его младшим современником Томасом Гоббсом (1588-1679). Он прожил долгую жизнь, был свидетелем и участником бурных событий, связанных с английской революцией и гражданской вой­ной, хорошо знал современное ему естествознание, встречался с та­кими выдающимися учеными, как Кавендиш и Галилей, вел поле­мику с Декартом.

Гоббс отказывается от деления истин на научные и религиозные. Истина одна и право на нее имеет только разум в лице науки. Философия и наука для Гоббса суть синонимы. Вот как он определяет философию: «Философия есть познание, достигаемое посредством правильного рассуждения и объясняющее действия или явления из известных нам причин, или производящих оснований, и, наоборот, возможные производящие основания — из известных нам действий» — такое расширительное толкование философии действительно превращает ее в синоним теоретического знания. Также как и Бэкон, он констатирует, что существует огромная разница между европейской цивилизацией и формами жизни североамериканских индейцев и так как духовные способности европейцев и индейцев, считает он, одинаковы, то объяснить эту разницу можно только тем, что в Европе есть философия, а в Америке ее нет. Понятно, что и для него, как и для Бэкона, несомненно, что философия (наука) должна приносить практическую пользу. «Знание есть только путь к силе»,— пишет он.

Если в учении Бэкона наиболее ярко выразилась та особенность современной науки, что это наука экспериментальная, то в учении Гоббса акцент сделан на другой ее особенности: современная наука — это наука математическая, она немыслима без использования математического аппарата. На первый план Гоббс выдвигает теоретическое знание, прежде всего математику, в которой его привлекает точность, всеобщность и необходимость выводов. Его идеалом было создание математики как всеобщей теории и всеобщего метода научного исследования. Для того чтобы ученый мог успешно проводить исследования, он должен не изучать правила логики, а упражняться в математике. Вот как он оценивает роль геометрии в жизни людей: «Благодеянием геометрии является почти все, что помогает чело­веческой жизни благодаря наблюдению звезд, описанию земли, знанию времен года, далеким плаваниям, что является красивым в зданиях, удивительным в машинах, наконец-то, что отличает наше время от древнего варварства, ибо тем, чем мы обязаны физике, сама физика обязана геометрии». И если бы, мечтает он, можно было бы иметь о людях столь же достоверное знание, какое мы имеем в геометрии, то человеческий род наслаждался бы постоян­ным миром. Неудивительно, что отношение Гоббса к диалектике резко отрицательное. Само это слово он употребляет лишь как синоним схоластики.

Если в теории познания Бэкона чувственное и рациональное находятся в единстве, то у Гоббса перевес на стороне абстрактного мышления. Он не отрицает роли чувств в процессе познания, но главную роль отдает все же разуму. От рождения человек имеет только ощущения. Однако затем ощущения складываются в восприятия, а те порождают «призраки» (образы). Далее в действие вступает разум: он обладает замечательной способностью обозначать образы знаками, а затем оперировать этими знаками, благодаря чему и получается общее и доказательное знание. Разум способен объединять группы знаков и вырабатывать знаки знаков, способен изобретать знаки, которые обозначают то, что реально не существует (например, знак небытия — слово «ничто»). Связь знаков устанавливается в суждениях и умозаключениях. Самой значительной системой знаков является язык — великое средство познания. Однако он таит в себе и опасности для познания: можно подменить вещи словами, могут появиться пустые звуки, которые по видимости являются словами, однако за ними не стоит никакого действительного содержания (например, часто Бога называют бестелесным существом, но бестелесное — это то, что не может существовать, это бессмысленный, считает Гоббс, набор звуков).

Что же может познать и что реально познает человек? По Гоббсу предмет познания — это «всякое тело». Слово «тело» он понимает очень широко и обозначает им все реально существующее, бытие. Можно сказать, что в конечном счете существуют три тела — природа, человек и государство.

Реально существуют только единичные тела (если использовать уже знакомые нам термины, то можно сказать, что Гоббс стоит на позиции номинализма). Тело — это то, что не зависит от мысли и обладает протяжением. Любое тело является суммой свойств. Что же касается тех слов, в которых выражается общее, объединяющее единичные тела, например, «субстанция», «материя», то это знаки. Кроме свойств совокупность которых составляет те тела, с которыми мы непосредственно сталкиваемся, существуют бескачественные элементы, которые являются внутренней сущностью тел: линии, величины, траектории, т.е. то, что делает возможным сведение качеств тел, из которых состоит мир, к количеству, благодаря чему и получается всеобщее и необходимое знание о мире в математике.

Что касается человека, то Гоббс дает ему определение, в пол­ном соответствии с сутью своей философии: «Человек есть тело оду­шевленное, чувствующее, одаренное разумом». Разум у всех один и гот же, это «естественный разум». В человеческой природе заложены два самых глубоких стремления — прирожденное желание иметь в своей собственности те вещи, которые принадлежат всем, и стремление к самосохранению, благодаря которому насильственная смерть рассматривается как величайшее зло. Надо признать, что все люди эгоисты, все хотят себе добра. Более того, если быть честным, то нельзя не признать, что каждому человеку приятно зрелище чужого несчастья (но не потому, что это несчастье, а потому, что оно — чужое). Поэтому понятно, что все, к чему люди стремятся, обозначается словом «добро», а чего избегают — «зло». Жизнь — это постоянная гонка за добром и убегание от зла. Причем достичь последней цели, блаженства, невозможно, ибо если нет влечений, то нет и ощущений, а если нет ощущений — нет и жизни. Гоббс прекрасно понимает, какое огромное значение в жизни людей имеют их имущественные интересы. В связи с этим он пишет: «Я не сомневаюсь, что если бы истина, что три угла треугольника равны двум углам квадрата, противоречила чьему-либо праву на власть и интересам тех, кто уже обладает властью, то поскольку бы это было во власти тех, чьи интересы задеты этой истиной, учение геометрии было бы если не оспариваемо, то вытеснено сожжением всех книг по геометрии». На эти слова спустя двести лет сошлется В.И.Ленин, стремясь подчеркнуть партийный характер идеологии. Ирония истории заключается в том, что именно в стране «победившего социализма» они блестяще подтвердятся, когда будут уничтожаться книги по генетике и запрещаться литература по кибернетике.

Однако, если все люди эгоисты и стремятся только к собственному благу, как же вообще возможна их совместная жизнь? Благодаря государству, — отвечает Гоббс, ибо только в государстве может существовать критерий различения между правильными и неправильными устремлениями людей. Хорошими склонностями, добрыми нравами можно назвать только такие, которые ведут к укреплению и сохранению государства. Все дело в том, что поскольку к благу стремятся все и понимают его по-своему, то встает вопрос, чье же благо предпочтительнее. Для Гоббса нет сомнений, что при прочих равных условиях следует признать большим благом то, которое является таковым для большего числа людей, но как это выяснить? Именно государство и представляет интересы большинства.

Философ, переживший гражданскую войну (а значит и состояние неустойчивости власти, а то и безвластие), решительный сторонник сильного государства, твердых законов и строгого порядка в общественной жизни. Для него государство — такое же тело, как человек или природа. Более того, он уподобляет госу­дарство человеку, организму, машине. Воля государства — это общая воля, а государственный интерес — это общий интерес. Вот почему государство может распоряжаться силами и способностями отдельных людей по своему усмотрению. Государство имеет право решать, какие взгляды можно распространять, какие нет. Если кто-нибудь будет подговаривать вас, обращается к своим читателям философ, убить правителя, не слушайте его и сообщите его имя властям. Государство не связано законами, стоит выше их. Закон есть объявленная воля верховного властителя. Дело в том, что, по мнению Гоббса, общественная жизнь может иметь два состояния. Одно из них он называет «естественным». Это как раз такое состояние, когда не существует государственной власти. В нем все абсолютно свободны и могут делать все, что они хотят. Однако благодаря эгоистической природе человека при такой свободе невозможно жить: все ведут войну против всех, все имеют право на все, господствует тот, кто сильнее и защиты от него найти невозможно. Выражением сути естественного состояния является девиз: «Человек человеку волк!» (Здесь явно философ имеет в виду состояние гражданской войны). Убедившись в невозможности жизни в естественном состоянии, люди идут на ограничение своей личной свободы и передают часть своих прав и свобод государству. Но взамен они получают гарантию безопасности, становятся возможными справедливость и защита от произвола сильных. Существование государства знаменует собой «гражданское состояние», суть которого можно выразить девизом «Человек человеку Бог!» Итак, пишет философ, вне государства владычество страстей, война, страх, бедность, мерзость, одиночество, варварство, дикость, невежество. В государстве — владычество разума, мир, безопасность, благопристойность, общество, изысканность, знание и благосклонность.

Наилучшей формой правления является абсолютная монархия, когда все виды власти сосредоточены в одном лице: «Тот, кто обладает верховной властью, тот творит правосудие и законодательствует». Гоббс следующим образом предвосхищает возможное возражение против абсолютизма, заключающееся в опасении, что властитель, обладающий абсолютной властью, может и сам творить произвол, грабить и убивать тех, над кем он властвует: «Но зачем королю делать это?» Если что-нибудь в этом духе и случится, то следует утешаться тем соображением, что человеческие установления не могут существовать без некоторых неудобств. С точки зрения Гоббса, подданные ни в каких случаях не имеют права лишить правителя власти.

Гоббс критикует демократию. Он указывает на то, что при де­мократии появляется огромное количество людей, желающих на­делить деньгами своих детей и родственников, решающую роль начинают играть демагоги, т.е. те ораторы, которые имеют влияние на народ. О какой свободе говорят сторонники демократии? Если под свободой они понимают свободу от законов, то ее нет ни в каком государстве. Если же свобода состоит в том, что законы не­многочисленны, запрет наложен на немногое, без запрещения чего невозможен гражданский мир, то такая свобода возможна и при мо­нархии. Гоббс также против существования и борьбы партий. Ведь партия — это как бы государство в государстве, что не служит укреплению власти.

Отношение Гоббса к религии довольно противоречиво. С од­ной стороны, он утверждает, как мы видели, что право на истину имеет только наука, человеческий разум. Религия употребляет понятия, не являющиеся научными. Язык Библии двусмысленен. Вообще к ней должны быть применимы исторический подход и критическое исследование. Однако атеизм — источник смуты и анархии, а рели­гия укрепляет государственную власть. Поэтому в отношении религии следует поступать так, как велит государство.